по ком звонит колокол война

3. 083. Эрнест Хемингуэй, По ком звонит колокол

3.083. Эрнест Хемингуэй, «По ком звонит колокол»

Эрнест Миллер Хемингуэй
(1899—1961)

Американский писатель и журналист, рьяный охотник и рыболов, спортсмен и заядлый путешественник, Эрнест Миллер Хемингуэй (1899—1961) знаменит как участник едва ли не всех главных военных конфликтов первой половины XX в. и как автор произведений, воспевающих дружбу, любовь, человеческое мужество и достоинство.

Сборники рассказов и очерков писателя («В наше время», «Мужчины без женщин», «Зеленые холмы Африки» и др.), романы («Фиеста», «Прощай, оружие», «За рекой, в тени деревьев» и др.), автобиографическая книга «Праздник, который всегда с тобой», повесть-притча «Старик и море», за которую ему в 1952 г. присудили Пулитцеровскую, а в 1954 г. Нобелевскую премию по литературе, были любимы читателями во всем мире.

Главным произведением Хемингуэя стал эпический роман о Гражданской войне в Испании 1936—39 гг. «For Whom the Bell Tolls» — «По ком звонит колокол» (1940).

«По ком звонит колокол»
(1940)

При вручении Хемингуэю Нобелевской премии А. Эстерлинг, член Шведской академии, говоря о «Старике и море», охарактеризовал и все творчество писателя: «Перед нами открывается человеческая судьба, прославляется дух борьбы при полном отсутствии материальной выгоды. это гимн моральной победе, которую одерживает потерпевший поражение человек».

Сам Хемингуэй в своей повести был еще более точен: «Человека можно уничтожить, но его нельзя победить». Все его герои были непобедимы. Как и он сам.

В годы Гражданской войны в Испании Хемингуэй в качестве военного корреспондента четырежды посетил страну. Будучи сторонником законного, но недееспособного республиканского правительства, писатель с передовой, из самых опасных точек слал свои репортажи, а после разгрома республиканцев отступил вместе с остатками их войск через Пиренеи во Францию.

Много позднее Хемингуэй признался: «Война была проиграна заранее, но в ходе войны нельзя признаваться в возможном поражении даже самому себе. Если признаешься, значит, заранее окажешься разгромленным». А тогда, по горячим следам писатель написал роман «По ком звонит колокол», опубликованный в 1940 г.

На глазах Хемингуэя из-за несогласованности действий и приказов командиров и комиссаров — представителей разных политических партий погиб отряд, с которым писатель кочевал на протяжении многих месяцев.

Этот случай послужил отправной точкой его романа, в котором Хемингуэй представил трагедию испанской демократии (а по ее вине и всего общества в целом) как закономерность истории, подошедшей к критической точке.

Когда общество расколото, схлестываются люди. Каждый бьется за свою правду, и побеждает не обязательно самый сильный, но и проигрывает не обязательно самый слабый. Люди гибнут, но выживает народ. Идея долга перед людьми пронизывает все произведение.

Рассказ о рядовом эпизоде гражданской войны, длящемся всего трое суток, вместил в себя не только судьбы нескольких персонажей, но и судьбы страны и всего мира, ввергнутого ко времени написания романа в Мировую войну.

Колокол в контексте романа — символ того, что перед лицом смерти равны все. Книга, посвященная борьбе с фашистским режимом (который впоследствии из правящих режимов всех крупных европейских стран оказался чуть ли не единственным, кто не позволил втянуть свой народ в мировою бойню), помимо этой главной темы, показала еще и правду о войне, обличила неоправданную жестокость обеих воюющих сторон.

С одинаковым бесстрастием и одинаковой болью писатель поведал о том, как крестьяне-республиканцы забивали цепами и дубинками, а потом сбрасывали с обрыва в реку своих соседей-фашистов, и как фашисты отрезали головы убитым республиканцам. Не было единства даже внутри республиканского фронта, пять партий которого ожесточенно враждовали друг с другом.

За несколько дней до наступления Джордан прибыл в расположение партизанского отряда, возглавляемого Пабло. В отряде было всего семь человек, в т.ч. и юная Мария, родителей которой фалангисты перед этим расстреляли на ее глазах, а саму изнасиловали. Роберт и Мария полюбили друг друга с первого взгляда.

Девушка пришла к нему ночью и забралась в спальный мешок. Близость давала влюбленным забвение, и они сами не поняли, как это забвение стало вдруг их сутью. Они мыслили каждый себя уже только как неразрывное целое. Герои оказались во власти глубокого подлинного чувства, и за пару дней столько вспомнили и рассказали друг другу о своем прошлом, столько построили планов на совместное будущее, что в мирное время всего этого наверняка хватило бы им на всю оставшуюся жизнь.

Но надо было готовиться к взрыву моста. И тут в отряде начались разногласия. Вожаку Пабло, в начале войны убившему фашистов «больше, чем бубонная чума», и на том деле изрядно разбогатевшему, захотелось на покой, и он отказался от участия в операции. Командиром отряда избрали его жену — Пилар.

На следующий день Роберт Джордан вместе с Пилар и Марией побывал в соседнем партизанском отряде, возглавляемом Эль Сордо — подрывник хотел заручиться поддержкой соседей при проведении диверсии. Хотя у Эль Сордо людей было не больше, чем у Пилар, он пообещал помочь.

Тут неожиданно выпал снег, существенно осложнив подготовку к операции. По следам, оставленными лошадьми, фашисты напали на маленький отряд Эль Сордо и уничтожили его. Ни Джордан, ни Пилар со своим отрядом, во избежание срыва диверсии, ничем не могли помочь соседям. В ночь перед операцией из отряда сбежал бывший вожак Пабло, который прихватил с собой ящик с взрывателем и бикфордов шнур.

Утром раскаявшийся Пабло привел с собой людей и лошадей. Подрывник с партизанами выдвинулись к реке, заложил динамит у опор и стал ждать наступления.

С трудом он уговорил Марию идти вместе со всеми, а сам остался на горной тропе, прикрывая отступление товарищей.

«Каждый делает, что может, — решил Роберт. — Ты ничего уже не можешь сделать для себя, но, может быть, ты сможешь что-нибудь сделать для других».

Ясно отдавая себе отчет, что ему осталось жить считанные минуты, воин-интернационалист с удовлетворением осознал, что он честно исполнил долг, чист перед собой и перед Республикой. Ведь его привела в стан республиканцев не только любовь к Испании, но и готовность «драться за всех обездоленных мира против всех угнетателей, за все, во что ты верил, и за новый мир, который раскрыли перед тобой… Почти год я дрался за то, во что верил. Если мы победим здесь, мы победим везде. Мир — хорошее место, и за него стоит драться, и мне очень не хочется его покидать. И тебе повезло, сказал он себе, у тебя была очень хорошая жизнь. У тебя была жизнь лучше, чем у всех, потому что в ней были эти последние дни. Не тебе жаловаться».

Последнее, что увидел Джордан, — свою последнюю, быть может, жертву — приближающегося фашистского офицера на коне…

«В Испании, пока мы верили, что Республика может победить, было самое счастливое время моей жизни», — вспоминал позднее писатель, эти же слова он мог вложить и в уста Роберту Джордану.

«По ком звонит колокол» имел огромный успех у читателей. По мнению биографа писателя К. Бейкера, «эта книга до сих пор остается непревзойденным шедевром среди всех произведений, посвященных испанской трагедии тех лет».

Несмотря на замалчивание Хемингуэя в послевоенный период в нашей стране, благодаря усилиям К. Симонова, М. Шолохова, А. Чаковского, А. Твардовского и др. его роман был опубликован в переводах с английского Н. Волжиной и Е. Калашниковой, а также М. Брука, Б. Гиленсона, Г. Льва и др.

По роману в 1943 г. режиссером С. Вудом в Голливуде был снят одноименный фильм.

Источник

«По ком звонит колокол» : что часто не замечают в романе Хемингуэя

Приблизительное время чтения: 9 мин.

К 120-летнему юбилею Эрнеста Хемингуэя «Фома» решил вспомнить о знаменитом романе писателя — «По ком звонит колокол» и опубликовать отрывок, на который читатели часто не обращают внимания. А зря.

«По ком звонит колокол» – это свободный и серьезный разговор о вере и неверии, роман, в котором американский автор выражает особый, свободный взгляд на религиозную ситуацию своего времени. Хемингуэй не был церковным человеком, но, остро чувствуя язвы своего времени, он смог создать откровенное духовное произведение. С писателя и его романа брали пример наши советские писатели, в том числе, Константин Симонов. Книга тесно сочеталась с советской военной литературой, но сильно отличалась от многих других произведений о войне высокой степенью свободы в разговорах о вере и религии, автор здесь без всякого страха говорил о духовных переживаниях.

О Хемингуэе и его книге «Фоме» рассказала кандидат филологических наук, доцент кафедры всемирной литературы МПГУ Надежда Соболева.

«По ком звонит колокол» – одна из восьми моих основных книг, я люблю ее больше всего, но она еще не закончена. Я написал ее единым духом после того, как почти два года, каждый вечер, передавал по телефону в Нью-Йорк две колонки об ужасах гражданской войны».

Это искреннее признание Эрнеста Хемингуэя, прозвучавшее в одном из его интервью парижскому журналу «Ар» за несколько лет до собственного жизненного финала, подчеркивает особое значение романа в творческой и духовной биографии писателя. Подобно важному для романа образу моста, который символизирует одновременно и противостояние, и взаимосвязь «горнего» и «дольнего», мира земного и мира небесного, точку наивысшего напряжения переходной ситуации, силу и величие незавершенности боя, бесконечности сопротивления; сам роман «По ком звонит колокол» (1940) знаменует важную веху в духовных исканиях писателя, отмечая переход от «документальности» проблематики ранней прозы к усилению философской ноты, притчевого начала в творчестве Хемингуэя 40х-50х гг. (в эти годы он написал знаменитые «За рекой в тени деревьев» и «Старик и море»).

Писатель отлично понимал, что для Гражданской войны в Испании элемент, связанный с верой и религией, очень силен, поэтому его роман от начала до конца пронизан христианским символизмом. Важно, что это не отражало личных воззрений Хемингуэя на веру – писатель не был церковным человеком.

Однако христианские аллюзии и образы, включенные им в текст, носят духовный характер. Так, независимо от религиозных взглядов самого писателя, это произведение имеет серьезное духовное измерение. Религиозно-философский вектор романа намечается уже в самом заглавии и эпиграфе ко всему произведению: фрагмент из духовного сочинения «Молитвы по возникающим поводам» («Размышление» XVII) английского поэта-метафизика, проповедника и настоятеля лондонского собора Святого Павла Джона Донна (1572-1631) выражает основную идею романа через диалог с христианской литературой (сам роман в жанровом отношении можно назвать реквиемом, гимном величия павших и непобежденных) – единство человека с общим замыслом Творца.

Отрывок из романа «По ком звонит колокол» (глава двадцать семь)

Капитан лежал на склоне лицом вниз. Левая рука подогнулась под тело. Правая, с револьвером, была выброшена вперед. Снизу со всех сторон стреляли по вершине холма.

Скорчившись за валуном, думая о том, как ему сейчас придется перебегать открытое пространство под огнем, лейтенант Беррендо услышал низкий сиплый голос Глухого, несшийся сверху.

На вершине холма Глухой, припав к своему пулемету, смеялся так, что вся грудь у него болела, так, что ему казалось, голова у него вот-вот расколется пополам.

Он еще и второго офицера постарается уложить, пусть только тот вылезет из-за валуна. Рано или поздно ему придется оттуда вылезть. Глухой знал, что командовать из-за валуна офицер не сможет, и ждал верного случая уложить его.

И тут остальные, кто был на вершине, услышали шум приближающихся самолетов.

Фото Steve Johnson

В эту самую минуту лейтенант Беррендо выскочил из-за валуна и, пригнув голову, быстро перебирая ногами, помчался по склону наискосок вниз, туда, где под прикрытием скал был установлен пулемет.

Эль Сордо, занятый самолетами, не видел, как он побежал.

Самолеты все приближались. Они летели эшелонированным строем и с каждой секундой становились больше, а шум их все нарастал.

Он все время не спускал с них глаз.

— Игнасио, подержи мне треногу.

Лежа на животе, подняв только голову, чтобы следить за приближением самолетов, Игнасио собрал все три ножки вместе и попытался придать устойчивость пулемету.

Фото Steve Johnson

Он помнил только: в час наш смертный. Аминь. В час наш смертный. Аминь. В час наш. Аминь. Остальные все стреляли. Ныне и в час наш смертный. Аминь.

Потом, за грохотом пулемета, послышался свист, от которого воздух рассекло надвое, и в красно-черном реве земля под ним закачалась, а потом вздыбилась и ударила его в лицо, а потом комья глины и каменные обломки посыпались со всех сторон, и Игнасио лежал на нем, и пулемет лежал на нем. Но он не был мертв, потому что свист послышался опять, и земля опять закачалась от рева. Потом свист послышался еще раз, и земля ушла из-под его тела, и одна сторона холма взлетела на воздух, а потом медленно стала падать и накрыла их.

Три раза самолеты возвращались и бомбили вершину холма, но никто на вершине уже не знал этого. Потом они обстреляли вершину из пулеметов и улетели. Когда они — в последний раз пикировали на холм, головной самолет сделал поворот через крыло, и оба других сделали то же, и, перестроившись клином, все три самолета скрылись в небе по направлению к Сеговии.

Фото Steve Johnson

Лейтенант Беррендо стоял на вершине и глядел вниз, на склон, усеянный телами своих, потом поднял глаза и посмотрел вдаль, туда, где они скакали за Глухим, прежде чем тот укрылся на этом холме. Он отметил в своей памяти всю картину боя и потом приказал привести наверх лошадей убитых кавалеристов и тела привязать поперек седла так, чтобы можно было доставить их в Ла-Гранху.

Потом он пошел к телу лейтенанта, убитого при первой попытке атаки. Он посмотрел на него, но не притронулся.

Que cosa mas mala es la guerra, сказал он себе, что означало: какая нехорошая вещь война. Потом он снова осенил себя крестом и, спускаясь с холма, прочитал по дороге пять «Отче наш» и пять «Богородиц» за упокой души убитого товарища. Присутствовать при выполнении своего приказа он не захотел.

Источник

По ком звонит колокол

Ernest Hemingway FOR WHOM THE BELL TOLLS

Впервые опубликовано издательством Scribner, a division of Simon & Schuster Inc.

© Hemingway Foreign Rights Trust, 1939

© Перевод, текст. И. Доронина, 2015

© Перевод, эпиграф. А. Нестеров, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

Посвящается Марте Геллхорн [1]

Упершись подбородком в сложенные руки, он лежал на устилавшем землю мягком лесном ковре из бурой хвои, а высоко над его головой ветер раскачивал верхушки сосен. Там, где он лежал, склон был пологим, но дальше круто срывался вниз, и было видно, как по ущелью вьется черная лента битумной дороги. Вдоль дороги бежала речушка, и в дальнем конце ущелья на ее берегу виднелась лесопилка. Вода, переливавшаяся через запруду, казалась белой на палящем летнем солнце.

– Это лесопилка? – спросил он.

– Ее построили после того, как ты здесь бывал. Старая лесопилка дальше, гораздо ниже по ущелью.

Он расстелил на земле фотокопию армейской карты и стал внимательно изучать ее. Старик заглядывал ему через плечо. Это был невысокого роста кряжистый старик в черной крестьянской рубахе, серых штанах из стоявшего колом грубого холста и поношенных чувяках[3] на веревочной подошве. Он еще не отдышался после крутого подъема и опирался рукой на один из двух тяжелых заплечных мешков, которые они тащили с собой.

– Значит, мост отсюда не виден.

– Нет, – ответил старик. – Это ровная часть ущелья, здесь течение медленное. Внизу, там, где дорога исчезает за деревьями, оно сразу обрывается вниз и получается узкая горловина…

– Через эту горловину и перекинут мост.

– А где находятся их посты?

– Один там, у лесопилки, которую ты видишь.

Молодой человек, изучавший местность, достал складной бинокль из кармана вылинявшей фланелевой рубашки, протер линзы носовым платком, подкрутил окуляры так, чтобы очертания лесопилки стали четкими, и начал разглядывать деревянную скамейку рядом с дверью, огромную кучу опилок, громоздившуюся за навесом, под которым стояла циркулярная пила, и часть желоба, по которому бревна спускали с горы, на другом берегу. Издали вода казалась гладкой и спокойной, но там, где, переливаясь через запруду, она водопадом обрушивалась вниз, закручиваясь бурунами, поднимались вихри брызг, которые разносил ветер.

– Дым из трубы идет, – сказал старик. – И белье на веревке развешано.

– Это-то я вижу, а вот часового – нет.

– Может, он прячется в тени, – предположил старик. – Там жарко. Наверное, ушел в тень на том конце, который нам не виден.

– Возможно. А где следующий пост?

– За мостом. В сторожке дорожного смотрителя, это километрах в пяти от верхнего конца ущелья.

– Сколько здесь человек? – Молодой указал на лесопилку.

– Человека четыре солдат и капрал.

– Там больше. Я выясню.

– Там всегда двое: по одному с каждого конца.

– Нам понадобятся люди, – сказал молодой. – Сколько ты можешь привести?

– Я могу привести столько, сколько тебе нужно, – ответил старик. – Здесь, в горах, теперь людей много.

– Больше сотни. Но они разбиты на мелкие отряды. Тебе сколько понадобится?

– Это я тебе скажу, когда мы осмотрим мост.

– Хочешь осмотреть его прямо сейчас?

– Это нетрудно, – сказал старик. – Оттуда, куда мы идем, дорога к мосту будет идти под уклон. Но чтобы добраться туда, придется еще покарабкаться. Ты голодный?

– Да, – ответил молодой человек. – Но есть будем потом. Как тебя зовут? Я забыл. – Ему показалось дурным знаком то, что он забыл имя старика.

– Ансельмо, – ответил старик. – Меня зовут Ансельмо, я из Барко-де-Авилы. Давай помогу тебе с мешком.

Молодой человек, высокий и худой, с выбеленными солнцем русыми волосами и обветренным загорелым лицом, в вылинявшей фланелевой рубашке, крестьянских штанах и чувяках на веревочной подошве, наклонился, продел руку под лямку кожаного мешка и взвалил тяжесть на плечо. Потом просунул другую руку под другую лямку и поудобней устроил мешок на спине. Взмокшая от пота рубашка под мешком еще не высохла.

– Ничего, справлюсь, – сказал он. – Куда идти?

– Вверх, – ответил Ансельмо.

Сгибаясь под тяжестью мешков, потея, они карабкались вверх по склону, поросшему сосновым лесом. Молодой человек не различал никакой тропы под ногами, но они уверенно продвигались все выше, огибая склон, потом пересекли небольшой ручей, и старик ровным шагом пошел впереди вдоль его каменистого русла. Подъем становился все круче и трудней, пока они не добрались до того места, где ручей, перевалив через громоздившийся над ними гладкий гранитный уступ, срывался вниз; у подножия уступа старик остановился и подождал молодого.

– Нормально, – ответил молодой. Он истекал по́том, и мышцы на бедрах подергивались после крутого подъема.

– Подожди здесь. Я пойду вперед и предупрежу их. Не хочешь же ты схлопотать пулю с таким грузом на спине.

– Страшно подумать, даже в шутку, – сказал молодой. – Это далеко?

– Нет, совсем близко. Как тебя зовут?

– Роберто, – ответил молодой. Он снял мешок и осторожно опустил его на землю между двумя валунами у ручья.

– Ну, жди здесь, Роберто, я за тобой вернусь.

– Хорошо, – сказал молодой человек. – Ты собираешься по этой дороге спускаться к мосту?

– Нет. Когда мы отправимся к мосту, это будет другая дорога. Короче и легче.

– Только этот материал нельзя хранить далеко от моста.

– Сам увидишь. Не понравится место – найдем другое.

– Ладно, посмотрим, – сказал молодой.

Усевшись возле мешков, он наблюдал, как старик взбирается на уступ. Казалось, он делает это без труда, и по тому, как он, не глядя, находил опору для рук, можно было догадаться, что путь этот он проделывал уже не раз. Тем не менее, кто бы ни находился там, наверху, эти люди тщательно позаботились о том, чтобы не оставить никаких следов.

Источник

ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: По ком звонит колокол

НАСТРОЙКИ.

СОДЕРЖАНИЕ.

СОДЕРЖАНИЕ

По ком звонит колокол

Он лежал на устланной сосновыми иглами бурой земле, уткнув подбородок в скрещенные руки, а ветер шевелил над ним верхушки высоких сосен. Склон в этом месте был некрутой, но дальше обрывался почти отвесно, и видно было, как черной полосой вьется по ущелью дорога. Она шла берегом реки, а в дальнем конце ущелья виднелась лесопилка и белеющий на солнце водоскат у плотины.

— Вот эта лесопилка? — спросил он.

— Ее выстроили уже после тебя. Старая лесопилка не здесь; она ниже по ущелью.

Он разложил на земле карту и внимательно вгляделся в нее. Старик смотрел через его плечо. Это был невысокий, коренастый старик в черной крестьянской блузе и серых штанах из грубой ткани; на ногах у него были сандалии на веревочной подошве. Он еще не отдышался после подъема и стоял, положив руку на один из двух тяжелых рюкзаков.

— Значит, моста отсюда не видно?

— Нет, — сказал старик. — Тут место ровное, и река течет спокойно. Дальше, за поворотом, где дорога уходит за деревья, сразу будет глубокая теснина…

— Вот через теснину и перекинут мост.

— Один — вон там, на этой самой лесопилке.

Молодой человек, изучавший местность, достал бинокль из кармана линялой фланелевой рубашки цвета хаки, протер платком стекла и стал подкручивать окуляры, пока все очертания не сделались вдруг четкими, и тогда он увидел деревянную скамью у дверей лесопилки, большую кучу опилок за дисковой пилой, укрытой под навесом, и часть желоба на противоположном склоне, по которому спускали вниз бревна. Река отсюда казалась спокойной и тихой, и в бинокль было видно, как над прядями водоската разлетаются по ветру брызги.

— Из трубы идет дым, — сказал старик. — И белье развешено на веревке.

— Это я вижу, но я не вижу часового.

— Должно быть, он укрылся в тени, — пояснил старик. — Сейчас еще жарко. Он, наверно, с той стороны, где тень, отсюда нам не видно.

— Возможно. А где следующий пост?

— За мостом. В домике дорожного мастера, на пятом километре.

— Сколько здесь солдат? — Он указал на лесопилку.

— Не больше четырех и капрал.

— Там больше. Я проверю.

— Всегда двое. По одному на каждом конце.

— Нам нужны будут люди, — сказал он. — Сколько человек ты можешь дать?

— Можно привести сколько угодно, — сказал старик. — Тут, в горах, теперь людей много.

— Больше сотни. Но они все разбиты на маленькие отряды. Сколько человек тебе понадобится?

— Это я скажу, когда осмотрю мост.

— Ты хочешь осмотреть его сейчас?

— Нет. Сейчас я хочу идти туда, где можно спрятать динамит. Его нужно спрятать в надежном месте и, если возможно, не дальше чем в получасе ходьбы от моста.

— Это нетрудно, — сказал старик. — От того места, куда мы идем, прямая дорога вниз, к мосту. Только чтоб туда добраться, надо еще поднатужиться немного. Ты не голоден?

— Голоден, — сказал молодой. — Но мы поедим после. Как тебя зовут? Я забыл. — Он подумал, что это дурной знак, то, что он забыл.

— Ансельмо, — сказал старик. — Меня зовут Ансельмо, я из Барко-де-Авила. Давай я помогу тебе поднять мешок.

Молодой — он был высокий и худощавый, с выгоревшими, светлыми волосами, с обветренным и загорелым лицом, в линялой фланелевой рубашке, крестьянских штанах и сандалиях на веревочной подошве — нагнулся, просунул руку в ременную лямку и взвалил тяжелый рюкзак на плечи. Потом надел другую лямку и поправил рюкзак, чтобы тяжесть пришлась на всю спину. Рубашка на спине еще не просохла после подъема на гору.

— Ну, я готов, — сказал он. — Куда идти?

— Вверх, — сказал Ансельмо.

Согнувшись под тяжестью рюкзаков, обливаясь потом, они стали взбираться по склону, густо поросшему сосняком. Тропинки не было видно, но они все поднимались и поднимались, то прямо, то в обход, потом вышли к неширокому ручью, и старик, не останавливаясь, полез дальше, вдоль каменистого русла. Теперь подъем стал круче и труднее, и наконец впереди выросла гладкая гранитная скала, откуда ручей срывался вниз, и здесь старик остановился и подождал молодого.

— Ничего, — сказал молодой. Но он весь взмок, и у него сводило икры от напряжения при подъеме.

— Да, тут шутки плохи, — сказал молодой. — А далеко еще?

— Совсем близко. Как тебя зовут?

— Роберто, — ответил молодой. Он спустил рюкзак с плеч и осторожно поставил его между двух валунов у ручья.

— Так вот, Роберто, подожди здесь, я вернусь за тобой.

— Хорошо, — ответил молодой. — А скажи, к мосту ведет эта же дорога?

— Нет. К мосту мы пойдем другой дорогой. Там ближе и спуск легче.

— Мне нужно, чтобы материал был сложен не слишком далеко от моста.

— Посмотришь. Если тебе не понравится, мы выберем другое место.

— Посмотрим, — сказал молодой.

Он сел возле рюкзаков и стал глядеть, как старик взбирается на скалу. Взбирался он без труда, и по тому, как он быстро, почти не глядя, находил места для упора, ясно было, что он проделывал этот путь уже много раз. Но жившие там, наверху, заботились, чтобы не было никакой тропы.

Роберт Джордан — так звали молодого — мучительно хотел есть, и на душе у него было тревожно. Чувство голода было для него привычным, но тревогу ему не часто приходилось испытывать, так как он не придавал значения тому, что может с ним случиться, а кроме того, знал по опыту, как просто передвигаться в тылу противника в этой стране. Передвигаться в тылу было так же просто, как переходить линию фронта,

Источник