в чем смысл фильма думаю как все закончить

Объяснение смысла и отсылок фильма Чарли Кауфмана «Думаю, как всё закончить»

Фильм «Думаю, как всё закончить» от автора «Вечного сияния чистого разума» Чарли Кауфмана — умное и многослойное кино, нуждающееся в некоторых пояснениях для получения ещё большего удовольствия после просмотра.

4 сентября на платформе Netflix появился возможно самый необычный, увлекательный и сложный для понимания фильм года. Таковым без зазрения совести можно назвать работу Чарли Кауфмана «Думаю, как всё закончить» (I’m Thinking of Ending Things).

В этой статье мы попытаемся объяснить наиболее непонятные моменты фильма и рассказать о классных отсылках, которые вы могли упустить или не подметить. Наш материал будет частично основан на интервью самого Кауфмана для IndieWire, где он лично дал трактовку некоторых эпизодов и разъяснил своё видение героев и ситуаций, в которых они оказались.

Внимание! В тексте будут спойлеры к картине «Думаю, как всё закончить», поэтому настоятельно рекомендуем перед чтением посмотреть фильм.

Свободный художник

Чарли Кауфман, один из самых неординарных и смелых сценаристов, а с недавних пор и режиссёров Голливуда, известен широким массам как автор культовых проектов, вроде «Вечного сияния чистого разума», «Адаптации» и «Быть Джоном Малковичем».

Его работы часто оказываются достаточно сложными для восприятия и открытыми для самых разных и удивительных трактовок. Говоря о фильме «Думаю, как всё закончить», Кауфман отметил, что ему нравится предоставлять возможность зрителям самим наполнять смыслом его идеи:

Я позволяю людям получать собственный опыт, поэтому у меня нет конкретных ожиданий относительно того, что люди подумают об увиденном. Я всячески поддерживаю индивидуальные интерпретации.

Тем не менее его новый фильм нуждается в пояснениях как никакой другой. Благо сотрудничество с Netflix предоставило Чарли Кауфману абсолютную свободу творчества, которой он воспользовался на всю катушку, ещё глубже погрузившись в дебри человеческой психики.

Литературный первоисточник и отход от оригинала

Чтобы понимать суть фильма «Думаю, как всё закончить», необходимо знать, что в его основе лежит одноимённый роман канадского писателя Иэна Рида. Однако адаптацию Кауфмана трудно назвать прямым переложением текста канадца на экраны.

Для своей работы он взял основу сюжета Рида: парень по имени Джейк (Джесси Племонс) приглашает свою девушку Люси (Джесси Бакли) на встречу с родителями (их играют блистательные Тони Коллетт и Дэвид Тьюлис). Незадача заключается в том, что возлюбленная Джейка подумывает о том, чтобы бросить его. А дальше их ждут странный и неловкий семейный ужин, поездка по пустым заснеженным улицам, посещение школы, где учился Джейк и где работает загадочный уборщик, которого параллельным курсом показывают на протяжении всего фильма.

В книге предусмотрена классическая кульминация с ярким твистом, который объясняет все происходившие ранее события. Вместо этого Кауфман в течение всего фильма разбросал тонкие и не очень намёки на развязку, а кульминацию заполнил массой неоднозначных сцен, диалогов и даже анимационных вставок.

Результатом подобного подхода к адаптации книги стало гипнотизирующее повествование, перегруженное информацией, которую практически невозможно усвоить при первичном просмотре фильма. При этом абсолютно не обязательно вникать в каждый нюанс и отдельно взятую отсылку, чтобы получить удовольствие от истории. Они лишь дополнительно обогащают и без того интеллектуально насыщенное наполнение фильма.

А теперь самое время перейти к объяснению моментов, которые могли быть непонятными.

Почему кажется, что Джейк слышит мысли Люси?

Фильм начинается с долгой сцены поездки Джейка и Люси к родителям парня. По дороге девушка думает о том, что ей следует бросить его. При этом герой Джесси Племонса несколько раз оборачивается на Люси во время её мысленных монологов, а иногда даже переспрашивает её, хотя она ничего не говорит вслух.

Может показаться, что Джейк является телепатом. На самом деле всё гораздо проще или нет — Джейк и Люси, чьё имя по ходу истории меняется несколько раз (Лючия, Эймс), являются одним человеком. Именно на этом был завязан ключевой твист в книге Рида. Да, что-то в духе «Бойцовского клуба».

Джейк (он же ещё является и уборщиком в школе) придумал Люси, собрав её образ из прочитанных книг, просмотренных фильмов и случайных знакомых. В одном из эпизодов она, к примеру, читает якобы собственное стихотворение, которое на самом деле является плодом фантазии поэтессы Eva H.D. под названием Rotten Perfect Mouth.

Люси — главная героиня, но её не существует?

Формально, всё так. На деле же всё немного сложнее, иначе бы Кауфман не был собой. Он решил поэкспериментировать с повествованием и предложить такой вариант, при котором фантазия может существовать отдельно от автора, как бы сама по себе. Вот, что сам Кауфман говорит о статусе героине Джесси Бакли:

Я не хотел делать из этого твист. Я был уверен, что сейчас в кино это не сработает. Вы можете видеть актёров, играющих своих героев, значит, они реальны. На мой взгляд, было бы неправильно использовать актрису, говоря ей играть что-то, чего нет на самом деле.

Получается, что Люси — не реальный человек?

Верно. Она продукт фантазии, но у неё есть некоторая репрезентативная сила, как это трактует Чарли Кауфман, ведь Джейк негласно соглашается с невозможностью собственного заблуждения.

В одном из моментов фильма герой Племонса спрашивает у Люси, читала ли она роман Анны Каван «Лёд». Тут стоит пояснить: в этой книге действия происходят в постапокалиптических пустошах (это перекликается с пустынными дорогами, по которым ездят Джейк и Люси), а главный герой истории по сюжету преследует безымянную женщину, борясь со сложной природой своего влечения к ней.

Джейк переживает аналогичные ощущения, но героиня в фильме «Думаю, как всё закончить» даёт ему отпор. Чарли Кауфман поясняет, что ему очень понравилась идея о том, что персонаж не может контролировать происходящее даже в рамках собственной фантазии. Поэтому есть сцены, где Джейк представляет себе что-то, а затем сам же придумывает, каким образом та или иная идея не срабатывает. Люси может подумать, что с ним будет скучно, или она посчитает его недостаточно умным и всё в таком духе.

Некоторая свобода Люси, предоставленная ей Кауфманом, подчёркивается концовкой истории, где ответственность за судьбу Джейка не ложится на её плечи, как то могли бы предположить зрители по ходу просмотра. Вместо этого мужчина концентрируется на себе и изобретение всё новых людей.

При чём тут Земекис?

В одном из самых забавных эпизодов фильма «Думаю, как всё закончить» школьный уборщик смотрит финальную сцену вымышленной романтической ленты, которую якобы снял Роберт Земекис. Почему именно он?

Чарли Кауфман рассказал в интервью, что это произошло абсолютно случайно. Его помощник предложил ему список имён режиссёров, который он раздобыл в Интернете. Тогда постановщику и попалась на глаза фамилия Земекиса. Пояснение от самого Кауфмана:

Иногда вещи являются забавными, просто потому что они действительно забавные. Это маловероятно, но мне кажется, что Земекис мог бы снять подобный фильм.

В то же время в слова Кауфмана закрадывается ирония, ведь по его же словам, этот вымышленный фильм скорее похож на работы Нэнси Мейерс. И да, разрешение на использование имени Роберта Земекиса было официально подтверждено, за что тот удостоился отдельной благодарности в финальных титрах.

Почему во время ужина родители постоянно меняются в возрасте?

Возвращаясь к непонятным на первый взгляд моментам, стоит уделить внимание странному ужину в доме родителей. По ходу того вечера родители Джейка то становятся стариками, то внезапно превращаются в молодые версии себя, и эта чехарда приводит Люси (а вместе с ней и зрителей, чего уж там) в абсолютное непонимание.

Трактовка у этих сцен довольно простая: Джейк переживает различные этапы жизни вместе со своими родителями и пытается подобрать идеальный момент, куда бы вписалась его пассия. Что иронично и одновременно трагично — такого момента ни в одном из временных отрезков не существует. Как бы Джейк не пытался остаться в доме с Люси и родителями, в конце концов они всё-таки покидают родителей по её настоянию.

Кто такая Полин Кель?

Будучи в доме Джейка, Люси оказывается в его детской комнате. Там она видит десятки фильмов, книг и прочих материалов, связанных с поп-культурой. Внимание в этом эпизоде приковывает книга «For Keeps: 30 Years at the Movies» с обзорами фильмов за авторством кинокритика Полин Кель, которая была опубликована в 1996 году.

Во время очередного диалога в дороге Люси и Джейк обсуждают всё на свете от теории цвета Гёте до эссе Дэвида Фостера Уоллеса из сборника «A Supposedly Fun Thing I’ll Never Do Again». Но наибольшее внимание уделяется обзору Полин Кель на фильм Джона Кассаветиса «Женщина не в себе» (1974). Люси буквально повторяет слова из той рецензии, говоря об игре Джины Роулендс.

Чарли Кауфман признаётся, что был большим поклонником Кель, рос вместе с её материалами и всегда считал её гораздо умнее себя. Это он подчеркнул действиями Джейка. Тот после убедительного монолога Люси о фильме, который ему в общем-то нравился, лишился дара речи и контраргументов.

Мороженое и женщины

Поездка на автомобиле в один момент прерывается остановкой ради мороженого из вымышленной сети Tulsey Town Ice Cream, которая возникает буквально из ниоткуда посреди непроглядной метели. Пара останавливается там, Люси общается с тремя девушками-сотрудницами, которые добавляют истории загадочности.

По словам Чарли Кауфмана, все эти женщины — олицетворение тех дам, с которыми Джейк встречался ранее в своей жизни. Весь этот эпизод — это словно мечтательная остановка в его прошлом.

К чему были танцы?

Когда герои приезжают к школе, Джейк злится из-за того, что уборщик наблюдает за ними издалека, и бежит внутрь. Люси идёт за ним, но вместо своего Джейка встречается с тем самым уборщиком. Тот отправляет её идти своим путём, что означает, что герой наконец-то решает отпустить свою фантазию.

Следом за этим Люси встречает Джейка в холле, но их быстро заменяют артисты балета в той же самой одежде и начинают танцевать. Хореография этой сцены создана по мотивам аналогичного момента в мюзикле «Оклахома!».

А еще эта говорящая анимационная свинья…

Когда уборщик Джейк садится в свою машину, с ним случается некий приступ, который, возможно, приводит к его смерти. В предсмертной агонии он видит анимированную рекламу уже знакомого нам мороженого, а после и вовсе встречает ожившую анимацию в виде свиньи с личинками на животе. Ранее в фильме мы уже видели этот образ, когда Джейк проводил для Люси экскурсию по ферме. Свинья становится для мужчины своеобразным сопровождающим к последней стадии самоанализа.

В детстве жуткий образ свиньи с личинками травмировал психику Джейку, привнеся дисбаланс в его видение мира. Именно к нему он возвращается в последние мгновения своей жизни.

Фейковые старики

В финальной сцене фильма Джейк поднимается на сцену для получения Нобелевской премии, на фоне в этот момент можно разглядеть декорации для пресловутого мюзикла «Оклахома!». Очевидно, что мужчина в макияже, маскирующем его под старика. Но он не один такой: в этом зале все выглядят как замаскированные пожилые люди, включая родителей и Люси.

В одной из ранних сцен уборщик находит книгу по макияжу. Это позволяет ему в нужный момент в своём сознании превратить всех в стариков при помощи нехитрой уловки. Что интересно, все остальные статисты в зрительном зале — старшеклассники, которых Джейк встречал во время работы.

Прямая цитата из фильма «Игры разума»

Принимая награду, Джейк произносит трогательную речь, которая может показаться вам очень знакомой. Это действительно так, ведь она полностью взята из фильма «Игры разума» с Расселом Кроу. Ну и вообще вся сцена специально построена таким образом, чтобы напоминать финал ленты Рона Ховарда.

И как вы думаете, случайно ли это? Конечно же, нет. Ранее в детской комнате Джейка можно было увидеть DVD-диск с «Играми разума».

По смыслу оба фильма достаточно похожи в плане борьбы человека с собственной психикой, однако у Кауфмана акцент смещён в плоскость, где поглощаемая информация становится частью личности, а борьба с самим собой не прекращается никогда.

И снова «Оклахома!»

После пламенной речи Джейк начинает петь на фоне съёмочной площадки, напоминающей его комнату. Он поёт песню Джада «Одинокая комната» из мюзикла «Оклахома!». В ней тот мечтает о женщине, которую мог бы называть своей, что перекликается с желаниями самого Джейка.

Сидя на съёмочной площадке, построенной из фрагментов, определяющих его жизнь, Джейк становится звездой своей собственной истории и одновременно оказывается ограничен ею.

И всё?

И да, и нет. Заключительная сцена демонстрирует нам машину, засыпанную снегом, где очевидно умер уборщик Джейк, перед смертью проживший воспоминания о неудачах своей жизни. Поверх этой картины накладываются титры, в которых расписываются многие отсылки в фильме, что было очень важно для Чарли Кауфмана. И есть сцена после титров, точнее звук, который можно трактовать как душе угодно…

Все загадки в фильме «Думаю, как всё закончить» не пытаются спрятать от зрителя основной смысл, они служат цели показать через что человек может проходить в борьбе со своими демонами, и в какой форме это может выражаться.

Источник

«Думаю, как все закончить» — новый фильм культового сценариста Чарли Кауфмана. Даже не пытайтесь его понять

В водительской кабинке машины мужчина и женщина (она — Джесси Бакли из «Чернобыля», он — Джесси Племонс из «Фарго») обмениваются до истерики интел­лигентными репликами. Он ей про эссе американского метамодерниста Дэвида Фостера Уоллеса, она ему про Ги Дебора. Она декламирует стихи собственного сочинения о страшном доме, собаке, слюне и костях, он ей — свое восхищение и дальше про поэзию Вордсворта. Грешащие неймдроппингом отношения. Она ему нравится, он нравится ей. Все почти здорово. Но, как известно, «почти» не считается: она проговаривает про себя «я думаю, как все закончить», он снова прерывает многозначительным бубнежом.

Джейк везет знакомить Люси с родителями на ферму, где в кадр входят слегка пришибленные нервные расстройства джейковых родичей в виде самой крученой мимики Голливуда Тони Коллетт и Дэвида Тьюлиса. Немного поодаль — красноречивые царапины на подвальной двери, мертвые ягнята в амбаре, кажется, страдающий душевной хворью пес. Учитывая правила жанропослушного хоррора, Люси тут первый кандидат в покойники — если бы фильм не был в разы хитроумней и в целом многоугольнее, чем принято в индустрии домов с привидениями. Верить, что это триллер вперемешку с мамблкором для гуманитариев, органично и просто, если бы в титрах, там, где графа режиссера, не стояло имя Чарли Кауфман.

Мало чье имя может быть таким самостоятельным, полновесным, вбирающим целый излом кинематографа и его постмодернистские экивоки. О Кауфмане-сценаристе было принято говорить как о Кауфмане-режиссере еще до того, как он таковым стал: в том смысле, что главное авторство за снятые по его сценариям фильмы «Быть Джоном Малковичем» или «Признания опасного человека» прицепилось вовсе не к режиссерам Спайку Джонзу и Джорджу Клуни, а к нему, скромному ньюйоркцу непублично-кабинетной профессии.

В самом конце 1990-х кинематографу сделали психоделическую прививку имени Кауфмана, и если мы привыкли считать, что Дэвид Линч впустил зрителя в свои электрические сны, то Чарли — в то, что творится в его бодрствующей голове. Такие вещи не развидеть: в «Быть Джоном Малковичем» в крохотном офисе для карликов есть туннель, ведущий собственно в голову Джона Малковича; в «Синекдоха, Нью-Йорк» театральный постановщик Кейдан Котар арендует циклопических размеров ангар, где он и сотни актеров играют самих себя и своих двойников вот уже 30−40 лет, пока его метапьеса мутирует в неприлично растянувшийся автофикшен. Непонятность происходящего всегда выручал кауфманский статус большого автора с сильным почерком — слишком нездешним, слишком сложным, существующим в общем-то без оглядки на других.

Как и всякое неясное, но почитаемое безумие, Кауфман из работы в работу продолжает играться с тем же инструментарием. Ферма в нетфликсовском «Я думаю, как все это закончить» соскальзывает в привычное ему психотическое пространство, в котором непонятно, кто есть кто, а герои забывают, как их звать. Люси становится Луизой, Лайзой и еще кем-то на Л, звонит сама себе по телефону, сама же сбрасывает трубку. Сначала она представляется как поэт, затем как пейзажный художник, киновед и, чтобы довести до победного конца неисчислимость ее магистерских, еще как геронтолог. Совсем как в «Любовном настроении» Вонг Кар Вая, на героине меняется несколько платьев, хоть та и не вставала со стула.

Кауфман любит признаваться в теплых чувствах к театру, но здесь симпатия сдвигается к его старшему побратиму — многоярусному вертепу. Каждая комната вмещает в себя акт спектакля: в одной комнате мать Джейка в нежном возрасте 100 с чем-то лет прикована к кровати, в другой ест кашицу из баночки, в третьей — домохозяйничает в пятидесятых. Можно только пожелать, чтобы комнат в доме было побольше — Тони Коллетт вообще хочется закольцевать и смотреть на повторе, пока не падут сервера Netflix, she is a funny fish, как говорят в Америке.

Здесь, надо сказать, Кауфман впервые снимает по чужому тексту: одноименному роману канадца Иэна Ренда, в конце которого окажется, что все герои — ненадежные рассказчики. У Ренда Люси — вовсе безымянный повествователь, Джейк кажется ей своего рода двойником, а дом его родителей — слишком знакомым. Ренда похвалили за атмосферу, но заметили, что уже на середине всем сильно понятно, что герои — порождения сознания какого-то грустного дедушки. Кауфман, понятно, ускользает от предсказуемой концовки. Две трети фильма чинно следуют роману, но финал подменяется пародией на фильм «Игры разума» с Расселом Кроу и почти дословным цитированием Люси эссе кинокритика Полин Кейл. Еще герои поедят мороженного, пообщаются с анимированной свиньей, разыграют пьесу «Оклахома!» и получат Нобеля. Вообще, создается впечатление, что в конце Кауфман показывает полку с милыми его сердцу книжками и кассетами (это, как известно, плодит кучу декодинговых материалов из серии «что хотел сказать автор?»).

Рецензировать это — как рецензировать впрыск психоактивных веществ или нейроактивность коры головного мозга. Гораздо интереснее порассуждать о новом фильме как о продолжении других кауфманских работ. Если подумать, это один продолжающийся эго-нарратив без приставки «эго» в лимоновском смысле слова; материализация фрикций и фантазмов, крутящихся в одной голове. Кауфман давно показал, что в экран можно тянуть весь сумбур, что творится в одной психике, если ее обладатель — занятный человек. В «Синекдохе» все, о чем думал или что случалось с главным героем Кейданом Котаром, тут же переносилось им во все новые акты пьесы, имитирующие его жизнь. То же самое с Кауфманом, решившим дать всем его штудиям материализоваться в финальных тридцати минутах.

Что касается комплексности, то с Кауфманом почти все время происходит одна и та же штука: рационалисту хочется развесить на его фильмы по книжной сноске и примечанию как к какому-нибудь гиперинтеллектуальному роману вроде «Бесконечной шутки» упомянутого Уоллеса (к слову, два месяца назад у Кауфмана вышел дебютный 700-страничный кирпич The Antkind («Муравьечество»), к которому сноски лишними тоже не будут). Чтобы понять, что творится в голове режиссера, нужно быть Чарли Кауфманом, залезть туда по маленькому лазу из карликового офиса, ну или находиться по другую сторону психоаналитической кушетки.

С Кауфманом сложно, с Кауфманом непросто. Восемь зрителей из десяти испытывают реакции, в которых не принято признаваться: неприятие, раздражение, очень понятное желание поискать чего-то разъясняющего в интернете, наконец, второй и третий смотр. Банальная мысль: верные интерпретации и вообще понимание в случае с его фильмами — изначально уязвимые понятия, и это нормально. Когда Кейдан Котар пытается объяснить замысел своей мегаломанской пьесы, вся трупа как-то притихает, пока его любовница радостно визжит: «Это великолепно! Это все! Это «Братья Карамазовы!», хотя автор имел в виду что-то совсем другое. Наверное, это тоже нормально.

Источник

Думаю, как это понять: рецензия на фильм «Думаю, как всё закончить»

«Думаю, как всё закончить» ‒ это произведение, которое начинает говорить загадками с самого названия. Что закончить? Что значит «всё»? Как понимать это в контексте истории и что хочет сказать автор через подобное начало своего творения?

На английский манер название читается «I’m thinking of ending thing’s». Под определение «thing’s» подпадает буквально всё, поэтому фразу можно трактовать как завершение не только отношений, о которых может подумать зритель, но и вообще всего… Жизни? Тема смерти для Чарли Кауфмана, сценариста и режиссёра этой картины, зачастую является превалирующей. Поэтому неудивительно, что Кауфман выбрал адаптировать для своей новой картины именно роман Йена Рейда. Книжный первоисточник поднимает глубокие вопросы изменчивости и неукротимости времени – всё, как любит Кауфман.

В основу «Думаю, как всё закончить» положены кафкианские мотивы – экзистенциализм, страх перед будущим и неосознанность прошлого, полное противоречие настоящего тому, что ожидалось ранее. Темы времени перекликаются с темами семьи, любви, отношений, карьерного роста, профессионального успеха – того, что является показателем цивилизованного человека. Но «дамокловым мечом» над этим всем висит одна, близкая как Кауфману, так и Рейду тема – тема того, как печально жить именно той жизнью, которой живёшь.

Я потерял её, и это ужасно: чем интересна книга-первоисточник

В книге великолепно изложены личные измышления главного женского персонажа. Автор выстраивает диалог не столько между своими героями, сколько с героем и читателем. Это подкупает. Особенно приятно, что язык автора плавный и ритмичный. Если «поймать волну», то легко «проплыть» всю книгу.

Йен Рейд фокусируется на внутреннем мире персонажа, подробно рассказывает о его отношении к себе и своим чувствам. Он будто изучает, способен ли человек любить себя через призму любви к другому человеку. В контексте основного сюжетного «твиста», к которому роман идёт постепенно и неторопливо, это кажется особенно интересной темой: как человеку полюбить себя, если первично, в основе своей личности, он себя ненавидит? Надо что-то делать – а если время упущено? Всё равно. Надо что-то делать. И главный герой делает – он поступает категорично, избавляясь от мучений и жутких воспоминаний о том, чего никогда и не было.

Иногда мысль ближе к истине, к действительности, чем поступок. Сказать можно все, что угодно, сделать можно все, что угодно, но подделать мысль нельзя.

Герой Кауфмана поступает иначе. Вообще весь сценарий Кауфмана – другой. Переживания об упущенных возможностях и прошлом как были, так и остаются. Они выходят на передний план, замещая детали личного характера – брата Джейка, его бывшую девушку и так далее. Зато ярко подсвечиваются детали, раскрывающие суть истории и формирующие авторский комментарий.

Мы стоим, и время идёт мимо нас: в чём смысл фильма

Присмотритесь к серёжкам главной героини. Особенно после сцены, в которой Кауфман делает реверанс в сторону творчества Роберта Земекиса. Присмотритесь к тапочкам Джейка и старика-уборщика. Прислушайтесь, как часто меняется имя главной героини – настолько, что как её зовут, зритель не узнает даже в финале. Да что там имя! Сама личность меняется, когда Джейку необходим кинокритик а-ля Полин Кейл или идеальная девушка из фильма с радостным финалом – привет всё тому же Земекису.

Кауфман настолько филигранно и умело водит зрителя за нос, что по сути и не создаёт какой-либо загадки. Первая сцена, сразу после обоев и голоса – девушка на улице под снегопадом. На неё из окна дома смотрит старик. Камера смотрит на девушку, а затем снова на старика… Который уже не старик, а Джейк. Вот и всё. Нет никаких двух, трёх, четырёх и более героев. Есть только одинокий старик и его жизнь, которая уже прошла.

В комнате Джейка Люси находит:

Медиа, по сути – эпидемия сегодняшнего дня: функциональность подхода Кауфмана

Чарли Кауфман – профессионал в мире кино. Он досконально знает киноязык и принципы работы с ним. В отличие от читателя, зрителю не объясняется убранство дома родителей Джейка. У Кауфмана всё гораздо тоньше: он формирует подтекст через отсылки и референсы – те самые «реверансы» Земекису или сборники рецензий в доме родителей.

Режиссёр создаёт изображение реального мира, насыщенного контекстом из медиа-пространства, а потом делает оммажи на это самое пространство, через него передавая идею лживости бытия. Тонкая грань между миром придуманным и реальным – на ней существует мир героев. Но Кауфман идёт дальше и связывает два мира, разрушая ту самую тонкую грань. Так он приходит к финалу. Финал, как надстройка у здания, созданного из сплетения двух архитектурных стилей, которые не везде гармонично, но дополняют друг друга, а эта надстройка – рококо в мире функционализма.

Tulsey Town – вымышленная сеть. Можете не гуглить.

Зритель просто не сумеет поверить в неё – настолько она инородна. Но вот в чём заключается «архитектурный» гений Кауфмана. Он делает строения внешне скромными, а внутри – огромными. Настолько, что не каждый зритель сможет преодолеть такие площади, дабы добраться до надстройки. Чарли Кауфман – мастер, который явно серьёзно воспринимает фразу «дьявол кроется в деталях». Настолько серьёзно, что тот же Кристофер Нолан не сможет ему что-то противопоставить.

«Думаю, как всё закончить» похож на честный, но очень сложный лабиринт, из которого есть два выхода. Первый – прямо около входа, но в него никто не верит. А второй надо найти. И чтобы это сделать, пройти путь нужно несколько раз.

Почему картина – верх мастерства Чарли Кауфмана?

В картине нет ничего лишнего. Её фабула раскрыта полностью благодаря простоте: девушка едет со своим парнем к его родителям – всё. Путь туда-обратно, разбавленный разговорами о жизни и мыслями о вечном.

Сколько подобного уже есть… В своей пьесе «Вечерний экспресс «Сансет Лимитед» Кормак Маккарти даже не прибегал к поездке. Он ставил двух людей на кухне и запускал наполненный экзистенциализмом диалог между двумя героями, которые служили аллегориями на ангела и демона. Чарли Кауфман создаёт фильм, куда более приземлённый в своей манере общаться со зрителем. Такой, который за ширмой простого скрывает многогранность сложного.

Чарли из одной истории делает две, а из двух сплетает одну. Фильм парит между героями и временами, показывая то прошлое, то настоящее, то будущее. Он похож на неровный, сегментальный поток мыслей в голове, и это завораживает. Иррациональные моменты соединены с рациональными словно во сне – ненавязчиво и неказисто, но так, что не отдаёшь себе в этом отчёта. Потому очень тяжело декодировать картину и понять, что в ней происходит. Но вместе с тем от неё тяжело отвлечься – даже зная, в чём секрет.

Разговоры перенасыщены извечными темами и актуальными вопросами. Существуй версия без видеоряда, эдакий подкаст по сценарию «Думаю, как всё закончить», он бы пользовался не меньшим успехом, чем сам фильм. Отсюда не грех почерпнуть идеи и принципы, которое заставляют подумать о том, что нас окружает. А ведь это самое страшное – встретиться лицом к лицу с невыносимой лёгкостью бытия, которую лично нам всё же необходимо вынести.

Похожа ли «Думаю, как всё закончить» на предыдущие работы Кауфмана?

Если с «Синекдоха, Нью-Йорк» главной темой у Кауфмана было время, его неуёмный поток, в «Аномализе» личная идентичность, самосознание в рамках кризиса среднего возраста, то можно было предположить, что Кауфман перейдёт к чему-то более нравоучительному. Но нет. Он поворачивается на 180 градусов. «Думаю, как всё закончить» затрагивает все ранее упомянутые темы и добавляет мотив одиночества.

«Вечное сияние чистого разума» ‒ фильм, где рассматривался вопрос жизни в мире несчастных и одиноких. С момента его выхода прошло 16 лет, и Кауфман нашёл, что добавить. Он созерцал и делал выводы, ждал момента, когда будет должный фундамент для зреющей идеи – и момент настал. Если в романе молодого писателя текст от лица старика не кажется чем-то отличным по тональности и смыслу от всей прочей книги, то в фильме всё совсем по-другому.

Кауфман берёт незначительные элементы, маленькие детали истории, присутствующие в оригинале, и адаптирует их под мировоззрение и образ неприметного пожилого мужчины, показывая его внутренний мир. Он передаёт сенильное мироощущение через визуальный конструкт, руководствуясь своим опытом: что есть чувство одиночества, когда ты уже в годах и больше нет ничего впереди, что может обещать изменения. Одиночество в молодые годы и на смертном одре – одно и то же?

«Вечное сияние чистого разума» рассказывало об одиночестве при неминуемом существовании «второй половинки». Если суждено, это произойдёт – так, если грубо аппроксимировать, говорила картина Мишеля Гондри по сценарию Кауфмана. «Думаю, как всё закончить» идёт от обратного. Быть одиноким не порок, этого не надо стыдиться. Однако быть одиноким – это больно, и с этим надо выживать. Мир несчастных и одиноких превратился в мир одиноких и непонимающих своего несчастья, в мир, где счастье есть ложь, а ложь уже становится правдой. Мир настолько запутался сам в себе, насколько путает эта картина зрителя, и, мне кажется, это всецело отражает её фатализм – почти такой же однозначный, как в «Туринской лошади» Бела Тарра.

В последней сцене Джейк повторяет “нобелевскую речь” Рассела Кроу из фильма “Игры Разума”.

«…всё это память, всё это пыль…»

«Думаю, как всё закончить» ‒ кино-фрактал. Оно множится на смыслы и темы с каждым новым просмотром. Его нужно глянуть не раз и даже не два. Даже если вы знаете все ответы – он визуально насыщен так, что раз за разом демонстрирует что-то новое. Такие сложные и качественные киноленты нельзя пропускать. Их ждёт судьба «Синекдоха, Нью-Йорк» того же Кауфмана – в прокате они провалятся, зритель пройдёт мимо. Поэтому хорошо, что её продвигает NETFLIX – дома такие ленты смотреть куда уместнее, чем в кинотеатрах.

Такое кино нужно посмотреть хотя бы раз, чтобы почувствовать. Это стопроцентное авторское детище. Оно пропитано присущими Кауфману мизантропией и фатализмом, но вместе с тем, как всегда, даёт лучик надежды. Где его искать? Это расскажет лишь сам фильм в самом-самом конце, докуда дойдёт не каждый зритель. В этом вся «соль»: не каждый способен дойти до точки, когда становится понятно, что заканчивать прямо-таки «всё» не стоит.

Источник